sleepyСудьба, которой он всегда подчинялся безропотно, занесла ученика итамае в этот нелепый и чуждый северный город, но так и не научила любить местные обычаи.
- Курума-эби чираши, - сказал Бубенцов. И прибавил: "Дозо".
Повар ловко подцепил двух закрученных колесом креветок из большого аквариума, разделал их кончиком ножа и перебросил на теппан.
"Вот горилла, - думал он с хорошо скрываемым раздражением. - Наблатыкался по-нашему. За столом сидеть научился, лоск, манеры... Думает, небось, всё у него совсем по-человечески. Горилла, как есть горилла".
Такуширо отвесил Бубенцову поклон и поставил перед ним чашку с готовым чираши.
- Домо аригато, Такуширо-сан.
Бубенцов неспешно глотнул одебана, размешал в чойе комочки острого васаби - "намида", отправил в рот махонький ломтик гари.
Толстуха за столиком в углу захлебнулась визгливым восторгом.
- Сашка, ну, ты глянь: ну, артист, чисто артист! Так набросал, набросал ему всякое в миску, и лопочет что-то по-макачьему, совсем как мы, ну чисто как мы! И-иииии!
Бубенцов поёжился от омерзения. Ему захотелось подойти и хлопнуть эту суку по её отвратительной морде. За два года на востоке он, похоже, совсем отвык от соотечественников. Нет, конечно же, он, Бубенцов, чужд снобизма, но такие... им не место в человеческом обществе. Таких надо держать в клетке, и пусть прыгают с ветки на ветку, жрут бананы да гогочут над теми, кто приходит посмотреть. Зрелище, надо сказать, было б не из приятных.
Такуширо понёс толстухе и её сотрапезнику заказанное сукияки.
Креветки наблюдали за происходящим с большим интересом и обычной невозмутимостью. Похоже, эти люди ещё долго будут верить, что произошли от обезьян.
