У нас с братом были. Недолго, правда, меньше недели. Матушка их извела. Кто мою матушку знает, поймёт: она и не такое может.
Но за эту неделю произошло Великыя. Ни одно просветление не сравнится.
Как сейчас помню...
К нам в гости ходит Хаим. Хаим большой, как шкаф. Он занимался всяким спортом, а потом отсидел почти полгода в психушке по диссидентским делам. Моя бабушка не любит Хаима, потому что он ленивый и никогда бабушке не помогает, если она попросит, а в гости приходит только на субботнюю трапезу.
Каждую пятницу вечером я слышу, как вращаются шестеренки в бабушкиных мозгах, как она, подозрительный меланхолик, идёт путём джойсовского Телемака:
Ты сидишь за столом и ешь мой хлеб... Ты хвалишь его, сын инженера и танцовщицы. А сам только и думаешь о куске пожирней, о том, как сладка моя доля. Здесь, в Москве, не понимают человеческого. В Одессе - юг, фрукты, у соседей сын плавал, а когда возвращался, нас всегда приглашали к застолью. В Москве много пыли, но нет моря. Таласса...
Ты хвалишь мой чолнт и форшмак, ты приходишь в субботу, потому что в субботу работать нельзя, но когда я попрошу тебя помочь мне нести овощи с рынка, ты опять сошлёшься на срочную занятость. Сиди, сын инженера, набивай своё брюхо, расти требуху. Я уже стара, я видела таких, как ты.
Мде. Это я увлёкся.
Последнее время Хаим приходил почти каждую субботу, часто - с невестой Леной.
А в тот вечер пришёл без Лены, зато с роскошной пыжиковой шапкой. А может, она была из кота драного средней пушистости, но нам всё равно понравилась. Мать попыталась вмешаться, но не успела: на последовавшие пять минут мы с братом завладели убором. Примеряли, кривлялись, вертелись перед зеркалом.
Помню и развязку этого эпизода.
Месяца через полтора он пришёл к нам в последний или предпоследний раз, у него на носу свадьба, ему надо жениться. Хаим сидит у окна и со всей дури чухарит голову растопыренной пятернёй. А бабушка смотрит и тихонько смеётся.
В Москве нет моря. В Москве есть пыль и люди, которые не понимают человеческого. Где ты, таласса?